Актуальность постановки вопроса об аутентичности человека в контексте психотерапевтического процесса является более чем очевидной. Аутентичность – есть подлинность или естественность и в этом смысле – истинность человека. Вслед за Карлом Роджерсом, — основателем гуманистической традиции в психологии и в психотерапии, — мы считаемаутентичность человека фундаментальной основой его индивидуальности и смысловым базисом его самоактуализации. По сути самоактуализация — это и есть некий жизненный эволюционный процесс «развёртывания» индивидуальности каждого человека в соответствии с требованиями его аутентичности и в направлении собственно аутентичных форм и характеристик. Абрахам Маслоу охарактеризовал таких людей как самоактуализирующиеся личности.
Что есть современная психотерапия как не профессиональная деятельность по переориентации функционирования человека с фрагментарных, фиксированных и болезненных форм жизни на целостные и тем самым для него естественные — аутентичные формы? Именно в этом переориентировании форм активности человека — с болезненных на аутентичные — и состоит миссия любого вида психотерапии! Смысл психотерапии – не в самой терапии, а в актуализации аутентичных состояний вместо состояний фиксированных и в силу этого болезненных.
Предлагаемая парадигма обозначает важный этап собственного развития психотерапии как вида профессиональной деятельности. Суть этого этапа – в осознанном стремлении специалистов строить свои профессиональные взаимоотношения с клиентом на основе критериев аутентичности как принципиальных ценностных опор для него. Это означает и повышение требований к современному психотерапевту, который должен организовывать терапевтический процесс с учетом безусловной приоритетности критериев аутентичности клиента.
Требований понимания «сути проблемы», а также связанных с ними профессиональных свойств эмпатийности, безусловного принятия, «поддержки» и пр. оказывается явно недостаточно для него в свете данной парадигмы.
Мне представляется весьма своевременным и актуальным постановка вопроса относительно феноменологии, функционирования и, соответственно, эмпирических характеристик аутентичности. Проще сказать, как мы знаем о том, что имеем дело с аутентичными формами? Чем аутентичные состояния человека отличаются от его фиксированных состояний? Ответы на эти вопросы позволят нам заложить систему реальных ориентиров профессиональной терапевтической работы специалиста любого метода. Любой модальности.
Изучая состояния людей, открытых в сторону решения проблемы, ориентированных на поиск новых, ещё не апробированных способов мышления и поведения, явно бросается в глаза одна очень важная особенность. А именно: человек в ситуации выхода из тупика не исполняет никакую роль, не пользуется готовыми шаблонами, не опирается на убеждения относительно реальности и собственной идентичности. Он как бы попадает в ситуацию незнания и в состояние незнания. При этом он — как играющий ребёнок — не испытывает никакой растерянности или сомнения, а, наоборот, воодушевлён некой интуитивно открывающейся для него возможностью новой перспективы.
Само по себе это состояние открывает способность к генеративному расширению, актуализирует генеративное мышление. Условно можно назвать такое состояние «прединсайтным». «Преъинсайтное» состояние каждый раз возникает во всех тех случаях, когда человек спонтанно или целенаправленно теряет фиксацию и тем самым невольно или вольно позволяет мышлению и фантазии следовать за некими интенциями. Если обратить внимание на играющих и увлечённых игрой маленьких детей, то мы обнаружим эти самые необусловленные социальными нормами и требованиями соответствия этим нормам креативные формы поведения. Детская способность к необусловленному и тем самым креативному квази ролевому поведению, на мой взгляд, и есть непосредственное выражение его аутентичности.
В состоянии креативного незнания взрослый субъект также как и ребёнок свободен от условностей и априорных самоопределений и убеждений и движим интенциями бессознательного. Эти интенции бессознательного выражаются в интуиции, догадках, гипотезах и мыслительных экспериментах относительно возможностей и перспектив выхода из тупика и обретения искомого желаемого результата и ценностного состояния. Иначе говоря, характеристики и свойства нового качества открываются нам в прединсайтном варианте как проявление нашей аутентичности.
Этот вывод, основанный на эмпирических наблюдениях процесса выхода субъекта из тупиковых ситуаций, дорогого стоит.Во-первых, он показывает бесплодность попыток многих философов, психологов, антропологов прошлого и современности обнаружить институциональные формы нашей аутентичности. «Глубинное Я», «Self», «энтос», «самость», «душа», «дух» и другие родственные категории апеллируют к функционально-динамическим смысловым явлениям.
Во-вторых, эти явления представляют собой системы критериев, конгруэнтных каждый момент жизни человека его «эволюционному проекту». Эмпирически мы знаем появление «эволюционного проекта» — то есть аутентичности – в сигналах конгруэнтности. Во многих случаях отклонения от этого проекта или соответствия ему мы воспринимаем эти сигналы – сигналы неконгруэнтности и сигналы конгруэнтности. Чувствительность человека к этим сигналам, которые более точно следовало бы назвать сигналами аутентичности, составляет основу развития его индивидуальности в соответствии с «эволюционным проектом».
В третьих, вместо бессмысленного «глубинного закапывания» в область архетипов и интерпретации как способа дополнительной мифологизации психологических проблем в попытках найти «зерно истины страдания», важно переориентировать современную психологию и психотерапию на актуализацию и поддержку аутентичных форм. Методологически несостоятельными в рамках предлагаемой парадигмы оказываются катартические методы и методы эмоционально-стрессовой терапии. В этом классе модальностей психотерапии особое место занимают всевозможные методы арттерапии, терапии творческим самовыражением (М.Е. Бурно), эриксоновская гипнотерапия, генеративное нейролингвистическое программирование. Привлекательными для такого подхода становятся некоторые восточные (ци гун, йога) и эзотерические практики (типа симорон).
Особое место в системе психотерапевтических практик, ориентированных на актуализацию аутентичных форм занимают методы, направленные на генеративное мышление. Генеративное мышление как раз в наиболее полной мере отвечает требованиям – интенциям аутентичности нашей индивидуальности. Генеративное мышление представляет собой систему мыслительных заданий-экспериментов, открывающих для субъекта полноту понимания и осознавания вызова и возможности тестовых ситуаций. Принимая вызов тестовых ситуаций и осознавая необходимость и возможности таких ситуаций, субъект в процессе генеративного мышления «опредмечивает в опыте» интенции своей аутентичности.
Итак, уроки, которые мы берём посредством совладания с трудностями тестовых ситуаций, на самом деле есть каждый раз реализованные в опыте интенции-требования «эволюционного проекта». Это и есть непрерывный процесс жизни. К. Г. Юнг назвал это процессом индивидуации, а А.Маслоу – процессом самоактуализации. Несмотря на принципиальную разницу этих позиций, очевидно одно важное сходство: и первая, и вторая концепция предполагает «эволюционный проект», по которому осуществляется и индивидуация, и самоактуализация путём генеративного расширения «узких мест» в непрерывном событийном жизненном потоке.
А вот вопрос – чей это проект? – опять же методологически несостоятелен. Ведь по мере приближения человека в опыте своего жизненного познания к осуществлению этого проекта его роль в качестве собственно субъекта по вполне понятным причинам становится минимальной и в конечном итоге сводится «на нет». Наверное, в этом-то и состоит мудрость – стать и быть полностью конгруэнтным своему «эволюционному проекту».
