Я НЕ СОМНЕВАЮСЬ ТОЛЬКО В ТОМ, ЧТО СОМНЕВАЮСЬ… Это крылатое выражение выдающегося французского учёного 17 века Рене Декарта даёт представление о природе самого сомнения. Всё можно поставить под сомнение, кроме самого сомнения. Стало быть, сам факт сомнения есть нечто подлинное, естественное…. Сам Р. Декарт квалифицировал сомнение как форму мышления. И тогда только «если я мыслю – я существую». Между мышлением и сомнением ставится знак равенства.
Чтобы управлять сомнением, поставить его под контроль и даже использовать его как ресурс (мета сомнение) важно понять закономерности сомнения именно как мыслительного процесса. Короче говоря, нужно понять, как и о чём мы думаем, когда в чём-то важном для себя сомневаемся. Здесь я хочу сделать очень важное утверждение, которое звучит следующим образом: для того, чтобы в чём-то сомневаться, обязательно нужно быть в чём-то убеждённым, уверенным! Для сомнения должны быть основания.
Я полагаю, что основанием для сомнения как мыслительного акта является убеждение общего порядка. Допустим, для того, чтобы априори сомневаться в порядочности и честности какого-то конкретного официанта, нужно быть убеждённым, что все официанты страдают дефицитом этих добродетелей. Или же, если кто-то сомневается, что справится с какой-то ответственной работой, то зачастую оказывается, что он должен быть уверен в отсутствии необходимых способностей.
Такого рода общие убеждения являются базовой посылкой для совершения автоматических мыслительных выводов о несостоятельности, неспособности, никчемности – определённого рода ущербности и незначительности собственной личности. Конкретное сомнение есть всегда готовый и автоматический мыслительный вывод. Можно утверждать, что практически у каждого человека есть некоторая система таких ограничивающих убеждений – априорных заготовок на всякий такой случай.
Эти мыслительные выводы, которые обязательно автоматически осуществляются, далеко не безобидны. Получается, что каждый раз, когда возникает реальная ситуация, когда человеку предоставляется счастливый случай (интересное знакомство, предложения по работе, увлекательное путешествие, заманчивые проекты), возникает сомнение в возможности, целесообразности или реальности этих предложений. Предложения, конечно же, неизбежно отклоняются. А жизнь продолжает течь в скучном и монохромном варианте. Риск оказывается слишком высоким, но, как известно, кто не рискует, тот не пьёт шампанское.
Парадокс, однако, состоит в том, что для сомневающегося человека совершенно невозможно свести риск «на нет». Если нет сомнения, то нет и риска, Но нет тогда и интереса, и нет развития. А если появляются «заманчивые предложения», то имеющиеся у каждого из нас вышеуказанные ограничивающие убеждения непременно включают сомнения, и тем самым мы мгновенно оказывается в «зоне риска».
То, что для других людей является стимулом и их вдохновляет и составляет так называемую «зону ближайшего развития» (Л.С.Выготский), для других оказывается непреодолимой «зоной риска». Было бы что терять! Скучная жизнь и низкий уровень компетентности, и тому подобные составляющие успешно реализованных личностных сомнений – это ли не достойный предмет риска? Так ведь нет, не рискуют. Не могут себе позволить интерес и включённость, радость творчества.
Базовые убеждения все как один «заявляют» о неверии субъекта в благодать. Если некто уверен в том, что «человек человеку – волк», то он рискует получить, конечно же, не понимание, не поддержку, но обман и измену. И поэтому он боится так рисковать. Страх наказания больше радости обретения (знания, состояния, статуса…). И чем больше он сомневается («не верует в благодать»), тем больше его страх и тем меньше он может позволить себе радость преодоления и обретения.
Сомнение как своеобразный мыслительный акт опирается на механические умозаключения.«Механическая логика» сомнения как раз и приводит к неопределённости и «замороженности» процесса принятия жизненно важных решений. Именно импульсивность и трагическая некритичность силлогизмов сомнения объясняют его разрушительность.
Чтобы поставить под контроль сомнения, важно добраться до ограничивающих убеждений, на которые опираются эти сомнения. Трудность здесь состоит в том, что люди не осознают этих базовых предпосылок собственных сомнений. Может ли, к примеру, ревнивец отдавать себе отчёт, что в основе его ревности лежит убеждение в том, что он никому не нужен, или же в том, что он недостоин любви и т.п.? Эти убеждения могут иметь корни в далёком детстве (в неблагоприятных для него ситуациях взаимоотношений с близкими…).
Можно утверждать, что наше теперешнее взрослое состояние очень сильно зависит от эмоционального опыта детства. Но многих обстоятельств этого детского опыта мы уже не помним, и в силу этого не имеем к нему доступа. И поэтому мы не понимаем иррациональной (импульсивной и механистичной) логики наших сомнений. Как тогда мы можем управлять тем, чего мы не понимаем?
Итак, в основе любого нашего деструктивного сомнения находится логика ребёнка. Это кажется невероятным, но именно эмоциональной логикой детства (часто ещё дошкольного!) во многом определяются наши поступки. Наше восприятие разных социальных жизненных обстоятельств строится на принципах детского «доверия -недоверия», «хорошо — плохо», «любят – не любят» , «примут – отвергнут», «свой – чужой», «опасно – безопасно» и т.д. Странно видеть, как зрелый муж, уважаемый член общества, волнуется оттого, что не уверен в том, как к нему отнесутся на предстоящей корпоративной вечеринке. Или же – как он теряется и не знает как себя вести, когда кто-то говорит комплимент в его адрес. Этих примеров можно привести множество. И у всех у них одна основа – эмоциональная логика детства с соответствующей системой выводов и убеждений.
Когда мы всё-таки, — невзирая на серьёзные трудности, добираемся до реальных причин, сформировавших такую логику и соответствующие ей эмоциональные выводы и убеждение о мире и себе самом, оказывается возможным изменить это детское отношение. Это уже, как говорится, дело техники. Только вот как туда добраться?
